Обжигающий мороз, белый иней на темных ресницах, бумажный воздух, холодные сухие поцелуи и ясные темные вечера. Осколок зимы - январь.
Женечка шла по длинному, запутанному коридору больницы, прячась от одного завистливого потускневшего взгляда и непременно натыкаясь на другой. Четвертая палата.
"Наконец-то!"
Около Лизы уже сидели Митька, Марина и еще несколько знакомых лиц.
День выдался тяжелым. Зима все сильнее и сильнее оковывала маленький мирок тяжелыми ледяными цепями холода. Но упрямое солнце все так же весело резало глаза прохожим, переливалось в замерзших окнах автобусных стекол и рассыпало мелкий сверкающий бисер на тяжелые сугробы снега.
Посетители, пришедшие приободрить Лизу, выглядели несколько хуже больной. Они лишь бегло окинули взглядом входящую Женечку и сделали вялый моток головой, напоминающий то ли приветствие, то ли потягивание затекшей шеей.
- Подвинься, старая развалина! Ты посмотри, сколько место занимаешь!
- А сама-то. Придавила тут всех своей тушкой. Тушканчик, - огрызнулся темноволосый Володя.
- Девочки не ссорьтесь! - Марина просто и легко подожгла не то, что бочку с порохом, а скорее -
сарай с боеприпасами.
Урегулировать почти военный конфликт попытался Митя, но его спокойный, рассудительный тон был принят как вызов, и он получил такую словесную оплеуху, что его всегда спокойное выражение лица от злости съехало набок. Женечка стояла, прислонившись к стене, устало наблюдая. Бедная Лиза сидела в углу своей кровати и чуть не плакала от обиды.
От любви до ненависти один шаг, от друзей до заклятых врагов и того меньше.
В палате, я бы сказала "в палате язвенников номер четыре" стоял такой шум, что казалось, сейчас придут санитары свяжут всех и раскидают по койкам, чтоб не буянили…
Лучше б так и было!
Даже меланхоличная Митечкина Лена, напоминающая полевого зверька, девушка с маленькими острыми ушками, первые минут пять пыталась всех успокоить, наконец, бросила это безнадежное дело и присоединилась к едкой, как серная кислота, Марине. Ссора дошла до той стадии, когда начинают всплывать все старые обиды.
- В душе я понимаю, что во всех людях больше добра, чем зла, но жизнь мешает разглядеть в них огонек. Она либо закрывает темной повязкой глаза, либо притупляет внутренний свет окружающих…- Женечка усмехнулась, подошла поцеловала Лизу в холодный лоб и хотела уйти.
Да здравствует свобода! Маска вдребезги!!!
Окружающие смотрели на нее с недоумением. В палате, кроме слившейся с белой стеной Лизы, Женечка уже не могла различить черты своих добрых знакомых. На нее смотрели какие-то чуждые напряженные лица: натянутая жилка на виске, стеклянные зрачки, морщинки поперек лба, злое прерывистое дыхание… Неприятно. Женечка вдруг вспомнила, что Настенька как-то рассказала ей один "секрет": "Знаешь, когда меня ругают, мне становиться больно-больно вот здесь, - она прижала нежную ручку к сердцу, - особенно из-за пристальных упрекающих взглядов. А я, чтобы не было совсем страшно и неприятно, делаю вот так: она скосила глаза - и лица злобиков расплываются…"
Женечка в тот момент отчитала Настеньку за какую-то ерунду, похожую на ту, из-за которой сейчас все высказывали друг другу уйму любезностей, но, услышав тогда эти слова от "виновной", она лишь еще больше разгорячилась.
А сейчас Женечка оказалась по ту сторону. Почему бы ни воспользоваться советом? Она искренне засмеялась. Хотела все объяснить: всю нелепость и комичность сложившейся ситуации…
- Так, да?!! Злая ты, Женька.

Быстрей, быстрей шаг. Улица, горсть снега в лицо, быстрее - шарф, быстрее - домой, спрятаться, уйти…
Женька! Никто, никогда не называл ее Женькой. Она же - Женечка.
"ТЫ!" - выстрел в спину.
Злая?!
Слеза, еще одна… по холодной щеке. Слеза злого человека, а такая чистая, такая безобидная…
"Настенька! Она все поймет, нужно, нужно с кем-то поговорить, с кем-то, кто всегда все поймет, всегда все простит"
Гудки, еще гудку. "Почему так долго?"
- Алло, - убитый голос.
- Здравствуйте, а можно поговорить с Настей?
- Нет… Ее больше нет… - убивающий голос.
"Хочу глубоко вздохнуть, но воздух комом застревает в горле. Темно. Я бегу по пустому коридору - быстрей, быстрей, сердце бьется чаще, чаще - Стоп!…"
Последний обрывок лета. Тот же август, тот же пух.
"А помнишь в конце лета, тогда было очень жарко, я ушла в деревню, чтобы посмотреть на овечек, а ты осталась. Как же мне тебя не хватало! Понимаешь, этот день, он как будто всей моей жизни стоил…
Я долго смотрела на следы, оставленные жарким августовским солнцем на поблекшей траве…
Ветер листьями деревьев, река мелкой рябью, воздух ароматом цветов наигрывали твою любимую "Аве "Мария"…"

Обрывок письма медленно падал на ту же опаленную тем же августовским солнцем траву. Его подхватил тот же ветер, снова звучала "Аве Мария", но уже для слез злого человека…

вернуться назад